Ещё говорили так: "разогни книгу и съешь её", т. е. съешь её смысл, пойми её.

		Протограф по Сулейменову.
	СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВѢ, ИГОРЯ СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА.
	1. Не лѣпо1. красиво, великолепно 2. прилично, уместно, надлежаще ли нынам бяшетъбыло Бяшетъ — глагол быть в прошедшем времени: был, была, было, были., братие, начяти старыми словесы трудныхъ повѣстий о пълку Игоревѣ? Начати же ся тъй пѣсни по былинамъ сего времени, а не по замышлению Бояню. Боянъ бо вѣщий, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслию по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы.	"военных" Палатализация (смягчение согласного)?
	Помняшеть бо, речь, първыхъ временъ усобицѣ. Тогда пущашеть 10 соколовь / на стадо лебедѣй: которыи дотечаше, та преди пѣснь пояше старому Ярослову, храброму Мстиславу, иже зарѣза Редедю / предъ пълкы касожьскыми, красному Романови / Святъславличю.
	Боянъ же, братие, не 10 соколовь на стадо лебедѣй пущаше, нъ своя вѣщиа пръсты на живая струны въскладаше; они же сами / княземъ славу рокотаху.
	2. Почнемъ же, братие, повѣсть сию отъ стараго Владимера до нынѣшняго Игоря, иже истягну умь крѣпостию своею и поостри сердца своего мужествомъ; наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя плъкы на землю Половѣцькую за землю Руськую.
	3. Тогда Игорь възрѣ на свѣтлое солнце и видѣ отъ него тьмою вся своя воя прикрыты. И рече Игорь къ дружинѣ своей: «Братие и дружино! Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти; а всядемъ, братие, на свои бръзыя комони, да позримъ синего Дону». Спала князю умь похоти и жалость ему знамение заступи искусити Дону великаго. «Хощу бо, — рече, — копие приломити конець поля Половецкаго, съ вами, русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону».	3 — это должно быть фрагмент другой страницы, случайно перепутнной.
	4. О Бояне, соловию стараго времени! Абы ты сиа плъкы ущекоталъ, скача, славию по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища въ тропу т[ьмуто]рокъню чресъ поля на горы. 5. Пѣти было пѣснь Игореви, того внуку: «Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая, — галици стады бѣжать къ Дону великому». Чи ли въспѣти было, вѣщей Бояне, Велесовь внуче: «Комони ржуть за Сулою, — звенить слава въ Кыевѣ; трубы трубять въ Новѣградѣ, — стоять стязи въ Путивлѣ!»	обоих половин
	6. Игорь ждетъ мила брата Всеволода. И рече ему буйтуръ[1] Всеволодъ: «Одинъ братъ, одинъ свѣтъ свѣтлый – ты Игорю! оба есвѣ Святъславличя! Сѣдлай, брате, свои бръзыи комони, а мои ти готови, осѣдлани у Курьска напереди. А мои ти куряни – свѣдоми къмети[2]: подъ трубами повити[3], подъ шеломы възлелѣяны, конець копия въскръмлени, пути имь вѣдоми, яругыовраги (тюркское) имъ знаеми, луци у нихъ напряжени, тули отворени, сабли изъострени; сами скачють, акы сѣрыи влъци въ полѣ, ищучи себе ч[ес]ти, а князю славѣ».	«Высокий господин», богатырь. воины под (звуки боевых) труб рождены
	7. Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень и поѣха по чистому полю. Солнце ему тъмою путь заступаше. Нощь стонущи ему грозою. Птичь[4] убуди свистъ. Звѣринъ въста зби[5]. Дивъ кличетъ връху древа[6]:	птичий беспокойство, смятение («зыбь»)
	Велитъ послушати — земли незнаемѣ, Влъзѣ, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебѣ Тьмутораканьскый блъванъ! А половци неготовами дорогами побѣгоша къ Дону великому: крычатъиздают крики, громко плачут (сравнение (с животными)) тѣлѣгы полунощы рци, лебеди роспущени. Игорь къ Дону вои ведетъ!
	8. Уже бо бѣды его пасетъподстерегает (пасёт) птиць по дубию; влъци грозу въсрожатъподнимают (взъерошивают) по яругамъоврагам (тюркское); орли клектомъкриком (орлиным) Клегт — орлиный, ястребиный крик. на кости звѣри зовутъ; лисици брешутъ на чръленыя щиты. О Руская земле! Уже за шеломянемъхолмом шеломя — холм, горка; цепь холмов еси.
	9. Длъго. Ночь мркнетъ. Заря свѣтъ запала. Мъгла поля покрыла. Щекотъпение соловья Щекот — действие в значении стрекотать и петь. славий успе; говоръ галичь убуди. Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себѣ ч[ес]ти, а Князю славы.
	10. Съ зарания въ пятокъ потопташа поганыя плъкы половецкыя, и рассушясь[7] стрѣлами по полю, помчаша красныя дѣвкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокыДорогая шёлковая ткань., и драгыя оксамитыШелковая ткань с ворсом из серебряных или золотых нитей, аксамит.. ОрьтъмамиПокрывало, попона., и япончицамиУменьшительное от япанча, епанча — верхняя одежда, накидка, плащ., и кожухы начашя мосты мостити по болотомъ и грязивымъ мѣстомъ, и всякыми узорочьиЦенные вещи, в том числе драгоценные узорчатые ткани, драгоценности; украшения. половѣцкыми. Чрьленъ стягъ, бѣла хорюговь, чрьлена чолкаБунчук; конский хвост, кисть на древке знамени., сребрено стружиеДревко копья, копье. — храброму Святьславличю!	разлетевшись
	11. Дремлетъ въ полѣ Ольгово хороброе гнѣздо. Далече залетѣло! Не было онъ обидѣ порождено, ни соколу, ни кречетуХищная птица из породы соколиных. (Самая ценная из ловчих птиц — Даль)., ни тебѣ, чръный воронъ, поганый половчине! Гзакъ бѣжитъ сѣрымъ влъкомъ, Кончакъ ему слѣдъ править къ Дону великому.
	12. Другаго дни велми рано кровавыя зори свѣтъ повѣдаютъ; чръныя тучя съ моря идутъ, хотятъ прикрыти 4 солнца, а въ нихъ трепещуть синии млънии. Быти грому великому! Итти дождю стрѣлами съ Дону великаго! ТуТам, в том месте, на том месте. ся копиемъ приламатикопьям приломаться, ту ся саблямъ потручятисаблям ударяться[8] о шеломы половецкыя, на рѣцѣ на Каялѣ, у Дону великаго! О Руская землѣ! Уже не Шеломянемъ еси!
	13. Се вѣтри, Стрибожи внуци, вѣютъ съ моря стрѣлами на храбрыя плъкы Игоревы. Земля тутнетъгремит, гудит, рѣкы мутно текуть, поросипыль («порохи», порох, порошок; прах) поля прикрываютъ, стязи глаголютъвещают, предупреждают: половци идуть отъ Дона, и отъ моря, и отъ всѣхъ странъ Рускыя плъкы отступиша. ДѢти бѣсови кликомъкриком, громким возгласом поля прегородиша, а храбрии русици преградиша чрълеными щиты.
	14. Буйтуре[9] Всеволодѣ! стоиши на борони, прыщешиПускать, сыпать, поливать (о стрелах). Переносно и образно. на вои стрѣлами, гремлеши о шеломы мечи харалужнымибулатными, стальными. Камокуда, буйтуръ[10], поскочяше, своимъ златымъ шеломомъшлемом посвѣчивая, тамо лежатъ поганыя головы половецкыя. Поскепанырасколоты, расщеплены саблями калеными шеломы оварьскыя отъ тебе, буйтуре Всеволоде! Каякакая, каковая, которая раны дорога, братие, забывъ ч[ес]ти и животажизнь, и града Чрънигова от[еч]ня злата стола, и своя милыя хоти[11], красныя Глѣбовны, свычаяобычаи, привычки; любовь, взаимное расположение, симпатия и обычая?	«жена», «супруга»
	15. Были вѣчи т[ьмуто]рокъни, минула лѣта Ярославля; были плъци Олговы. Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше, и стрѣлы по земли сѣяше. Ступаетъ въ златъ стременьВыступает в поход въ градѣ Тьмутороканѣ, той же звонъ слыша давный великый Ярославь, а сынъ Всеволожь Владимиръ по всякаждое (утро) «во все (утра)» утра уши закладашезакладывал, затыкал въ Черниговѣ. Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе и на Канину зелену паполомузелёное погребальное покрывало (т.е. трава) постла за обиду Олгову, храбра и млада князя. Съ тояже Каялы Святоплъкь повелѣкъ[12] отца своего междю Угорьскими иноходьцы ко Святѣй Софии къ Киеву. Тогда при Олзѣ Гориславличи сѣяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внукаВ представлении Дажьбога соединялось представление о боге-солнце — огне-дне, о боге плодородия (‘жатва’, ‘лето’), изобилия плодов земных, богатства. Вот почему в «Сл. о п. Иг.» русские, когда они характеризуются с точки зрения их достатка, обилия, богатства („жизни“), которое разрушают княжеские усобицы, называются дажьбожими внуками“.; въ княжихъ крамолахъ, вѣци человѣкомь скратишась. Тогда по Руской земли рѣтко ратаевѣпахари, земледельцы, сеятели кикахутьпокрикивают, кличат, нъ часто врани граяхутькаркают трупиа себѣ дѣляче, а галици свою рѣчь говоряхуть, хотять полетѣти на уедие(на) еду, пищу; клевание; едение.	повёз (поволок)
	16. То было въ ты рати, и въ ты плъкы, а сицеиименно этой, подобной этой (той), такой рати не слышано! Съ зараниа до вечера, Съ вечера до свѣта летятъ стрѣлы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы, трещатъ копиа харалужныя въ полѣ незнаемѣнезнакомом, неизвестном, среди земли Половецкыи. Чръна земля подъ копыты, костьми была посѣяна, ада здесь - объединительный союз; выделяет последнее звено, подчеркивая его значимость, патетичность кровию польяна: тугоюбедствием, несчастьем (в этом месте) взыдоша по Руской земли.
	17. Что ми шумить, что ми звенитьчто шумит, что звенит (гремит) ми - энклитик (частица) см. http://feb-web.ru/feb/slovoss/ss-abc/Ss6/Ss6-2021.htm – давечясегодня утром Примечание: если переводить "недавно", то время не согласуется, т.к. слова фразы "шумит, звенит, заворачивает" - настоящего времени, а не прошедшего. См. http://feb-web.ru/feb/slovoss/ss-abc/ss2/ss2-0111.htm рано предъ зорями? Игорь плъкы заворочаетъ: жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день, бишася другый: третьяго дни къ полуднию падоша стязи Игоревы. ТуТам, в том месте, на том месте. ся брата разлучиста           братья разлучились на брезѣ быстрой Каялы; ту кроваваго вина не доста; ту пиръ докончаша храбрии русичи: сватысватов, т.е. врагов (образно) попоиша, а сами полегоша за землю Рускую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось.
	18. Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла. Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука, вступилъ дѣ* вою на землю т[ьмуто]рокъню*, въсплескала лебедиными крылы на синѣмъ море у Дону плещучи, упуди жирикъ* времена. Усобица княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату: «Се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» млъвити, а сами на себѣ крамолу ковати. А погании съ всѣхъ странъ прихождаху съ побѣдами на землю Рускую.
	19. О, далече зайде соколъ, птиць бья, — къ морю! А Игорева храбраго плъку не крѣсити! За нимъ кликну Карна и Жля, поскочи по Руской земли, смагу людемъ мычючи въ пламянѣ розѣ. Жены руския въсплакашась, аркучи: «Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати».
	20. А въстона бо, братие, Киевъ тугою, а Черниговъ напастьми. Тоска разлияся по Руской земли; печаль жирна тече средь земли Рускый. А князи сами на себе крамолу коваху, а погании сами, побѣдами нарищуще на Рускую землю, емляху дань по бѣлѣ* отъ двора.
	21. Тии бо два храбрая Святъславлича, Игорь и Всеволодъ – уже лжу убуди, которую, ту бяше успилъ отецъ ихъ – Святъславь грозный великый киевскый грозою: бяшеть притрепалъ своими сильными плъкы и харалужными мечи; наступи на землю Половецкую, притопта хлъми и яругы, взмути рѣки и озеры, иссуши потоки и болота. А поганаго Кобяка изъ луку моря отъ желѣзныхъ великихъ плъковъ половецкихъ яко вихръ, выторже: и падеся Кобякъ въ градѣ Киевѣ, въ гридницѣ Святъславли. Ту нѣмци и венедици, ту греци и морава поютъ славу Святъславлю, кають князя Игоря, иже погрузи жиръ во днѣ Каялы рѣкы половецкия, рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь высѣдѣ изъ сѣдла злата, а въ сѣдло кощиево. Уныша бо градомъ забралы*, а веселие пониче.
	22. А Святъславь мутенъ сонъ видѣ въ Киевѣ на горахъ «С[ы]н[ов]чь* съ вечера одѣвахъть мя, рече, чръною паполомою на кроваты тисовѣ; чръпахуть ми синее* вино, съ трутомъ* смѣшено. Сыпахуть ми тъщи тулы* поганыхъ тлъковинъ* великий женчюгь* на лоно и нѣгуютъ мя. Уже дьскы безъ кнѣса* в моемъ теремѣ златовръсѣмъ. Бусурмане говорят: «знаешь, как вернуть разум? Бусоврамне възглаголаху*. «Блѣснь скана болони Пять железных пут(кандалов) омой (?) бѣша дебрь       кисан                  ю(ин- (?) милостивый ты». ес) ошлюкъ       син <ему морю>».
	23. И р[е]коша* бояре князю: «Уже, княже, туга умь полонила; Се бо два сокола слѣтѣста съ отня стола злата: поискати града Тьмутороканя, а любо испити шеломомь Дону. Уже соколома крильца припѣшали* поганыхъ саблями, а самаю опустоша въ путины желѣзны».
	24. Темно бо бѣ <въ> Г[оспо]Д[и]Н*: два солнца помѣркоста, оба багряная стлъпа погасоста и съ нима молодая мѣсяца, тъмою ся поволокоста      {{{отсюда изъято}}} На рѣцѣ на Каялѣ тьма свѣтъ покрыла, по Руской земли прострошася половци, аки пардажи уй*.      {{{сюда вставлено:}}} {{и въ морѣ погрузиста, и великое буйство подасть хинови}}*. Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже връжеса дивь на землю. красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю: звоня Рускымъ златомъ, поютъ бусоврамне*, лелѣютъ месть Шароканю*. А мы уже, дружина, жадни веселия!»
	25. Тогда великий Святславъ изрони злато слово с слезами смѣшено и рече: «О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити, а себѣ славы искати. Нъ нечестно одолѣсте, нечестно бо кровь поганую пролиясте*. Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузѣ скована, а въ буести закалена. Се ли створисте моей сребреней сѣдинѣ? А уже не вижду власти сильнаго, и богатаго, и многовоя брата моего Ярослава, съ черниговьскими былями*, съ могуты, и съ татраны, и съ шельбиры, и съ топчакы, и съ ревугы, и съ ольберы. Тии бо бес щитовь съ засапожникы кликомъ плъкы побѣждаютъ, звонячи въ прадѣднюю славу. Нъ рекосте: «Мужаимѣся сами: преднюю славу сами похитимъ, а заднюю ся сами подѣлимъ!». А чи диво ся братие, стару помолодити? Коли соколъ 3 мытей бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ, не дастъ гнѣзда своего въ обиду . Нъ се зло — княже ми непособие: на ниче ся годины обратиша. Се у Римъ кричатъ подъ саблями половецкыми, а Володимиръ подъ ранами. Туга и тоска сыну Глѣбову!».
	26. Великый княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетѣти издалеча отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти! Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногатѣ, а кощей по резанѣ. Ты бо можеши посуху живыми шереширы стрѣляти, удалыми сыны Глѣбовы.
	27. Аты буй Рюриче и Давыде! Не ваю ли вои злачеными шеломы по крови плаваша? Не ваю ли храбрая дружина рыкаютъ акы тури, ранены саблями калеными на полѣ незнаемѣ? Вступита, господина, въ злата стремень за обиду сего времени, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святславлича!
	28. Галичкы Осмомыслѣ Ярославе! Высоко сѣдиши на своемъ златокованнѣмъ столѣ, подперъ горы Угорскыи своими желѣзными плъки, заступивъ королеви путь, затворивъ Дунаю ворота, меча бремены чрезъ облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землямъ текутъ, отворяеши Киеву врата, стрѣляеши съ отня злата стола салътани за землями. Стрѣляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святславлича!
	29. Аты буй* Романе, и Мстиславе! Храбрая мысль носитъ вашъ умъ на дѣло. Высоко плаваеши на дѣло въ буести, яко соколъ на вѣтрехъ ширяяся, хотя птицю въ буйствѣ одолѣти. Суть бо у ваю желѣзныи папорзи подъ шеломы латинскими. Тѣми тресну земля, и многи страны – Хинова, Литва, Ятвязи, Деремела, и половци сулици своя повръгоща, а главы своя подклониша подъ тыи мечи харалужныи.
	30. Нъ уже, княже Игорю, утръпѣ солнцю свѣтъ, а древо не бологомъ листвие срони: по Рси и по Сули гради подѣлиша. А Игорева храбраго плъку не крѣсити! Донъ ти княже, кличетъ и зоветь князи на побѣду. Олговичи, храбрыи князи, доспѣли на брань...
	31. Инъгварь и Всеволодъ и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци! Не побѣдными жребии собѣ власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и сулицы ляцкыи и щиты! Загородите полю ворота своими острыми стрѣлами за землю Рускую, за раны Игоревы, буего Святъславлича!
	32. Уже бо Сула не течетъ сребреными струями къ граду Переяславлю, и Двина болотомъ течетъ онымъ грознымъ полочаномъ подъ кликомъ поганыхъ. Единъ же Изяславъ, сынъ Васильковъ, позвони своими острыми мечи о шеломы литовьскыя, притрепа славу дѣду своему Всеславу, а самъ подъ чрълеными щиты на кровавѣ травѣ притрепанъ литовскыми мечи исхоти юна* кров*, А тъи рекъ: «Дружину твою, княже, птиць крилы приодѣ, а звѣри кровь полизаша». Не бысть ту брата Брячяслава, ни другаго Всеволода: единъ же изрони жемчюжну душу изъ храбра тѣла чресъ злато ожерелие*. Унылы голоси, пониче веселие, трубы трубятъ городеньскии.
	33. Ярославли, и вси внуце Всеславли! Уже понизить стязи свои, вонзить свои мечи вережени. Уже бо выскочисте изъ дѣдней славѣ. Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю. Которое бо бѣше насилие отъ земли Половецкыи!
	34. На седьмомъ вѣцѣ т[ьмуто]рокъни* връже Всеславъ жребий о дѣвицю себѣ любу. Тъй клюками подпръ ся о кони и скочи къ граду Кыеву и дотчеся стружиемъ злата стола киевьскаго. Скочи отъ нихъ лютымъ звѣремъ въ плъночи, изъ Бѣла-града, обѣсися синѣ мъглѣ; утръ же воззнис трикусы, — отвори врата Нову-граду, разшибе славу Ярославу, скочи влъкомъ до Немиги съ Дудутокъ.
	35. На Немизѣ снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными, на тоцѣ животъ кладутъ, вѣютъ душу отъ тѣла. Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣяни костьми рускихъ сыновъ.
	36. Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ въ ночь влъкомъ рыскаше: изъ Кыева дорискаше до куръ* Тмутороканя, великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше. Тому въ Полотьскѣ позвониша заутренюю рано у Святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыевѣ звонъ слыша. Аще и вѣща душа въ друзѣ тѣлѣ нъ часто бѣды страдаше. Тому вѣщей Боянъ и пръвое припѣвку, смысленый, рече: «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду*, суда Божиа не минути».
	37. О стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвыхъ князей! Того стараго Владимира не льзѣ бѣ пригвоздити къ горамъ киевскимъ: сего бо нынѣ сташа стязи Рюриковы, а друзии – Давидовы, нъ розно ся имъ хоботы пашутъ. Копиа поютъ!
	38. На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ, зегзицею незнаема, рано кычеть: «Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви, омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ рѣцѣ, утру князю кровавыя его раны на жестоцѣмъ его тѣлѣ».
	39. Ярославна рано плачетъ въ Путивлѣ на забралѣ*, аркучи: «О вѣтрѣ, вѣтрило! Чему, господине, насильно вѣеши? Чему мычеши хиновьскыя стрѣлкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли ти бяшетъ горѣ подъ облакы вѣяти, лелѣючи корабли на синѣ морѣ? Чему, господине, мое веселие по ковылию развѣя?»
	40. Ярославна рано плачеть Путивлю городу на заборолѣ, аркучи: «О Днепре Словутицю! Ты пробилъ еси каменныя горы сквозѣ землю Половецкую. Ты лелѣялъ еси на себѣ Святославли носады до плъку Кобякова. Възлелѣй, господине, мою ладу къ мнѣ, а быхъ не слала къ нему слезъ на море рано».
	41. Ярославна рано плачетъ въ Путивлѣ на забралѣ*, аркучи: «Свѣтлое и тресвѣтлое слънце! Всѣмъ тепло и красно еси: чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладѣ вои? Въ полѣ безводнѣ жаждею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче?»
	42. Прысну море полунощи; идутъ сморци мьглами. Игореви Князю Богъ путь кажетъ изъ земли Половецкой на землю Рускую, къ отню злату столу.
	43. Погасоша вечеру зари. Игорь спитъ, Игорь бдитъ, Игорь мыслию поля мѣритъ отъ великаго Дону до малаго Донца. Комонь въ полуночи Овлуръ свисну за рѣкою; велить князю разумѣти: князю Игорю не быть! Кликну, стукну земля, въшумѣ трава, вежи ся половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаемъ къ тростию и бѣлымъ гоголемъ на воду. Въвръжеся на бръзъ комонь, и скочи съ него бусымъ влъкомъ. И потече къ лугу Донца, и полетѣ соколомъ подъ мьглами, избивая гуси и лебеди завтроку, и обѣду, и ужинѣ. Коли Игорь соколомъ полетѣ, тогда Влуръ влъкомъ потече, труся собою студеную росу: претръгоста бо своя бръзая комоня.
	44. Донецъ рече: «Княже Игорю! Не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли веселиа».
	45. Игорь рече: «О Донче! Не мало ти величия, лелѣявшу князя на влънахъ, стлавшу ему зелѣну траву на своихъ сребреныхъ брезѣхъ, одѣвавшу его теплыми мъглами подъ сѣнию зелену древу; стрежаше его гоголемъ на водѣ, чайцами на струяхъ, чрьнядьми на ветрѣхъ».
	46. Не тако ти, рече, рѣка Стугна: худу струю имѣя, пожръши чужи ручьи и стругы* рострена* к устью, уношу князю Ростиславу затвори. Днѣпрь темнѣ березѣ плачется мати Ростиславя по уноши Князи Ростиславѣ. Уныша цвѣты жалобою и древо с тугою къ земли прѣклонилось.
	47. А не сорокы втроскоташа: на слѣду Игоревѣ ѣздитъ Гзакъ съ Кончакомъ. Тогда врани не граахуть, галици помлъкоша, сорокы не троскоташа, полозию ползоша только. Дятлове тектомъ путь къ рѣцѣ кажутъ, соловии веселыми пѣсньми свѣтъ повѣдаютъ.
	48. Млъвитъ Гзакъ Кончакови: «Аже соколъ къ гнѣзду летитъ, — соколича рострѣляевѣ своими злачеными стрѣлами».
	49. Рече Кончакъ ко Гзѣ: «Аже соколъ къ гнѣзду летитъ, а вѣ соколца опутаевѣ красною дивицею».
	50. И рече Гзакъ къ Кончакови: «Аще его опутаевѣ красною дѣвицею, ни нама будетъ сокольца, ни нама красны дѣвице, то почнутъ наю птици бити въ полѣ Половецкомъ.
	51. Рекъ бо кънъ* и ходына* Святъславля, Ольгова коганя хоти*..... {{{здесь протограф обрывается, предполагаемый текст: были половчанками. Но пришёл ведь войной в степь сын и внук их Игорь. Разве придаст он теперь освящённое традицией значение браку своего сына, если пренебрёг он прежними узами кровного родства? {{{В утраченных страницах Гзак очевидно говорил: предлагал кончаку иную, более агрессивную систему отношения с Русью.}}}
	52. {{{Окончание текста, составленное в XVI веке}}} <<«Тяжко ти головы, кромѣ плечю, зло ти тѣлу, кромѣ головы» — Руской земли безъ Игоря. «Солнце свѣтится на небесѣ – Игорь князь въ Руской земли»: Дѣвици поютъ на Дунаи, — вьются голоси чрезъ море до Киева. Игорь ѣдетъ по Боричеву къ Святѣй Богородици Пирогощей. Страны ради, гради весели. Пѣвше пѣснь старымъ княземъ, а по томъ молодымъ пѣти: «Слава Игорю Святъславличю. буй туру Всеволодѣ, (Владимиру Игоревичу!)*» Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя плъки! Княземъ слава, а дружинѣ! Аминь.>>*

      Примечания: